Двадцать минут с ангелом (2 стр.). Читать онлайн "двадцать минут с ангелом" 20 минут с ангелом вампилов

По-своему аномально ведут себя и персонажи пьесы «Двадцать минут с ангелом». Здесь высмеивается опустошение душ, прагматизм, достигший степени превращения человека в скотину. Когда приезжие командированные пропились до полного отсутствия денег, они, не надеясь ни на что, кричат в окно людям, прося у них взаймы. Пришедший (Хомутов) предлагает им сто рублей, и люди испытывают страшное подозрение. Они не готовы поверить, что возможно такое бескорыстие. «Кто вы такой, Сартр или Иисус Христос, чтобы так разбрасываться деньгами?» Просто так, без корыстных целей, как считают герои, совершить благородный поступок никто не может. Хомутова привязывают к стулу и начинают чуть ли не допрашивать. Когда тот признаётся им в одном из своих грехов, герои видят, что и он не свят, и, удовлетворённые, отпускают его. Появление альтруиста – невольное обвинение в из адрес. Вампилов, как писатель честный, далёк от всякой идеализации героев. Он подходит к советскому человеку с меркой классических авторов XIX века, и оказывается, что человек не изменился, у него просто иная идеология. Вампилов побуждает задуматься о пороках общественной системы, которая активизирует не высшее, а низшее в человеке. Вампилов разит смехом нравственных уродов и развенчивает саму философию оскотинивания.

Особо надо учесть время жизни и работы А. Вампилова в литературе: 60-ые - начало 70-х годов – период, когда звон и капель хрущевской «оттепели» заглушали удары по стенам ещё уцелевших храмов, а историческая застройка уступала напору новоявленных «черёмушек» – время полного безверия. В те годы единственным подсознательным хранителем Евангелия был разговорный язык, где жили вырванные из великой книги евангельские фразеологизмы, сентенции, ссылки на ситуации. Вампилов сознательно создает пьесу не на основе высоких христианских текстов, а снижает авторское знание и понимание их до уровня бытового сознания своего времени.

Ключ к верному истолкованию пьесы – цепь опорных слов и выражений; с их участием – с начала и до завершения действия – на наших глазах творится драматургическое чудо.

У пьесы как бы два автора. Один тот, кто полностью над материалом, тот, кто самим названием открывается и говорит: «Как написано у пророков: се, Я посылаю Ангела Моего перед лицом Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою» (Мк 1, 2). Другой, вероятно, очевидец «оригинального случая» который изредка позволяет себе едкую ремарку: например, «за стеной скрипка активизируется». Один из авторов, невидимый, все время находится среди персонажей, недоумевает, сердится; другой рассказывает маленькую человеческую комедию, показывая, куда прорастают «низкие» житейские ситуации.

Обратимся к вампиловскому тексту. Два командированных – Анчугин и Угаров, – спустившие накануне всё до копейки, засевшие в номере гостиницы «Тайга», маются с похмелья. Анчугин – слепая сила, дремлющая до поры до времени, – одинокий медведь-шатун. Угаров не лишен проворности и определенной наблюдательности; он – экспедитор, в людях кое-что понимает, не оборваны и его семейные связи. В чужом городе, замкнутые в узком пространстве номера, застигнутые жестоким похмельем и не менее «жестоким» безденежьем, они мечутся в поисках банальной трешки и совершают четыре попытки вырваться из этого положения, каждая из которых развивается по своему сюжету. Вампилов верен классическим традициям: у него нет «пустых» эпизодов, имеющих только информативное значение, всюду – действие.

Первая попытка – достать деньги на заводе. Угаров, понимая, что нарушает профессиональный этикет («У нас ведь как? Экспедитор даёт, а экспедитору никто ничего не даёт – закон…»), всё-таки делает пробную вылазку и звонит начальнику сбыта («строгая женщина»). Не отвечают. Звонок на проходную (лукаво брошенное в трубку, но, прежде всего, на зрителя – «фарфоровый?»), и выясняется еще одно привходящее обстоятельство: «сегодня воскресенье… выходной…» (Здесь и далее курсив наш. - С.М.)

В этом эпизоде – назовём его «Выпрашивание милостыни» – возникает слово «воскресенье», которое обозначит иное измерение сюжета, поведет развитие драматического действия по внутреннему течению.

Первая неудача заставляет командированных обратиться к соседям по гостинице – молодоженам и скрипачу. Артиста Угаров берёт на себя, к молодоженам посылает Анчугина. Но наш «психолог» и здесь себя проявил: «Ты постучись, извинись, как полагается, поздоровайся. Мужа вызови в коридор…» И тут же поправляется: «Хотя – нет, не вызывай, проси при женщине, при женщине лучше…». Питая надежду, они расходятся. Со скрипачом всё решилось в коротком разговоре по телефону: начав его весьма непринужденно, Угаров быстро сбавляет тон, оправдывается за происшедшее, пытается спасти положение.

Не получив поддержки от высокого искусства, Угаров метнется «вниз», пробуя уломать коридорную Васюту. В отличие от Анчугина величающий окружающих по имени-отчеству, он взывает: «Анна Васильевна, голубушка! Спаси. Дай три рубля до завтра». Она решительно отказывает; такой же отказ получил Анчугин у молодоженов: «Парень-то не дурак. Образованный. /…/ Отрубил» .

Не зная на ком сорвать зло, двое молодцов «отыгрываются» на скрипаче. Проходная, на первый взгляд, сцена с Базильским занимает всего страничку, и кажется, что идет пустая и грубая словесная перепалка. Базильский живописует их вчерашние пьяные «художества». Они со злости бьют по самому больному: «Ваша музыка нам надоела. Она на нервы действует». Сцена эта – озаглавим ее «Зовут чёрта» – очень важна: «эхом» отзовётся она в главном эпизоде пьесы.

Известно, что в бытовом смысле произносить «чёрное» слово – значит «звать» чёрта. И уж что-что, а это наши «герои» усвоили. Поэтому, когда за две-три минуты сатана помянут четырежды, такое не могло не зацепиться даже в похмельном чаду.

Б а з и л ь с к и й. … какого же чёрта вы стучите в стену?

А н ч у г и н. Ваша музыка на осточертела.

……………………………….

Б а з и л ь с к и й. /…/ Не пугайте меня, чёрт подери! Не надо! (Бегает по комнате.) Сто лет не ходили и еще сто лет не ходите – ради бога! Вы в балаган отправляйтесь, в кабак! Туда, туда прямиком…

……………………………….

Б а з и л ь с к и й. /…/ И не мешайте мне работать, чёрт вас возьми! (Уходит стремглав.)

Так с «чёртом» он их и оставляет.

С в я т у с. Иди ты к черту. Возьми хоть у него. По-моему, ему мы еще не должны.

С е р о ш т а н. Вот потому-то и чертей нет.

С в я т у с. А жаль. А то заявился бы, как в старые добрые времена, так, мол, и так, дорогие: вы мне совесть – я вам валюту. А?

С е р о ш т а н. Отобрали бы денежки и вытолкнули бы черта в шею.

Стук в дверь.

С в я т у с. Это не старуха. Кто это?

С е р о ш т а н. Мефистофель ».

Зовут «оперного» Мефистофеля (вот оно музыкальное начало, связанное с чёртом во второй редакции), а «чёрт принес» добродушного Петрика…

В окончательном варианте пьесы драматическое действие развивается сложно и многопланово. На время тема «бешеных» (бесовских) денег уйдет, а «страдальцы» вернутся к реальному положению дел и мелочным расчетам: сдать бутылки – отправить телеграмму. Но кому? «Подать в управление – протянут дня три… Жене – не поймет» . Среди этих прикидок возникает тема матери, которая останется в пьесе до последнего мгновения, когда само драматическое действие будет полностью исчерпано.

У г а р о в. /…/ Остается матери… ей…

А н ч у г и н. Мать, – конечно. Мать не подведет.

Легко пишется адрес, привычный текст, быстрый подсчет. Но деньги из родного Белореченска – это, как говорят медики, «отдалённые последствия», а «первая помощь» необходима сейчас. Распахнув окно, «страждущие» убеждаются, что они живут не в лесу.

У г а р о в. /…/ Смотри, сколько народу. Полна улица…

А н ч у г и н. /…/ Вот и попроси у них. (Помолчал.) Чего не просишь? Проси…

Оба смотрят в окно.

/…/ Вот я тебе сейчас покажу. (Кричит в окно.) Люди добрые! Граждане! Минутку внимания!

Через реплику: «Помогите! Тяжёлый случай! Безвыходное положение!» И ещё через реплику: «Граждане! Кто даст взаймы сто рублей? »

Разумеется, называя эту сцену «Глас вопиющего в пустыне», мы помним, как высоко и торжественно звучит в Евангелии от Марка: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк 1,3). Первоначально в тексте пьесы присутствовала даже реплика-подсказка: «Ручаюсь, что после моих слов улица опустела!»

Второй вариант пьесы разработан до мелочей: прямые подсказки убраны по всему тексту. Главное в драматическом действии начинается со сцены «Явление ангела» (безымянный в какой-то период своего сценического существования персонаж должен иметь хотя бы условное имя). Персонажи бьются над вопросом: «Где же действительно взять три рубля?». Пока они прикидывают, что можно продать, раздается стук в дверь. Действие выходит на новый виток: «пытавшим» жизнь и так, и этак, всюду получившим решительный отказ «страдальцам», томимым жаждою отнюдь не духовною, остаётся уповать лишь на высшие силы – зла ли, добра ли – выбор ими ещё будет сделан.

Явившийся невидный мужчинка предлагает помощь – 100 рублей – «бешеные» деньги в их ситуации. С первых же реплик разговор идёт по принципу «мимо друг друга». «Ангел» по фамилии Хомутов, думая о своём, как заклинание повторяет: «могу вам помочь»; «собрался вас выручить»; «всем нам, смертным, бывает нелегко, и мы должны помогать друг другу». В ответ ему: «А по шее ты получить не желаешь?»; «вы что, шутите?»; «он предлагает на троих»; «не придуривайся». И в завершение: «Полезай ты хоть в самую свою душу, разве ты вырвешь оттуда хоть бы три рубля» .

В ответ на столь «изысканно» вырвавшуюся просьбу слова о помощи обретают материальное воплощение – являются 100 рублей. Деньги, желанные пять минут назад, возникшие почти из воздуха, «из ничего», пугают просителей: «Мне это не нравится… /…/ У меня такое впечатление, что нас сейчас будут бить…» В атмосферу непонимания проникает струя тревоги. Анчугин бросается в коридор вслед за ангелом, а Угаров произносит: «Не было печали…» (вспомним присловье: «не было печали, черти накачали»), суетится и, прикрыв деньги газетой, заключает: «Чёрт знает что…». Мотив «бешеных» денег, закладывания души дьяволу, изящно начатый в сцене со скрипачом, окончательно оформляется.

Завершается малый сюжетный круг возвращением «ангела», ведомого Анчугиным. Последний, указывая на деньги, прямо заявляет: «Забирай ссуду. Ну тебя к чёрту.» Друзья считают, что «искушение» они преодолели, теперь надо разобраться с этим бессребреником.

Первый вариант – безумие, побег из сумасшедшего дома:

У г а р о в. Послушайте, вас как – совсем отпустили или так… Ненадолго?

Х о м у т о в. Откуда отпустили?

У г а р о в. Ну… Из дома…

Х о м у т о в. На неделю. Какое это имеет значение.

Именно Угаров, с которым тема матери и дома появляется в пьесе, произносит ключевое для Хомутова слово дом. Потом друзья предполагают, что деньги фальшивые, на худой конец – подъёмные: «Лензолото»? или «Мамслюда»?»

Хомутов отвечает: «Какое «Лензолото»? Какая «Мамслюда»? Бог с вами!». Кажется, используется обычный фразеологизм. Если в интонации произносящего эту реплику актёра не будет слома, «трещинки», в которую может проникнуть надбытовое, то победит выражение упрёка, удивления, несогласия, зацепится только внешний слой текста, будет упущен подтекст, возвышающий пьесу над уровнем анекдота. Бытовая интонация заставляет присловье играть только служебную роль «петельки», за которую цепляется «крючочек» следующих реплик (У г а р о в. Так… А между прочим, вы в бога верите? /…/ В секте случайно не состоите?), тогда как восклицание это надо ощутить в контексте всей пьесы. Возможно, что Хомутов сам впервые ощущает эту фразу, прозревает её подлинный смысл, для него она вдруг зазвучит утвердительно – «Бог с нами».

Тут важнейший переломный момент пьесы, когда в дело вмешиваются силы добра и пробуют потеснить силы зла; тут переход от темы искушения, «бешеных» денег к теме искупления. Тема бескорыстия, главная в первом варианте пьесы, не поддержанная другими мотивами и темами окончательной редакции, не способна была одна придать пьесе психологическую глубину и убедительность. В развитии темы искупления, в переплетении и противоборстве её с другими темами Вампилов шёл к психологическому симфонизму, скрытому от неразвитого слуха.

«Идейным» предположениям Угарова (вера, сектантство) Анчугин, узнав, что Хомутов агроном, противопоставит свое материальное – колхоз, рабочая сила, дом, корова. Он решит, что агроном пытается заманить их к себе в колхоз и поэтому навязывает им аванс в счёт будущих работ от рассвета до рассвета. На небрежно брошенное слово «дом» Хомутов опять отзовётся очень важным для него и таким нелепым для них вопросом: «Скажите, у вас родители живы?» Спрашивает он о своём, пережитом, а собеседники, отбросив еще один вариант («Из милиции, что ли? /…/ А может, из органов? /…/»), от денег отказываются: «Воздержимся» .

У г а р о в. Я чувствую, возьми я эти деньги – и на мне потом долго будут возить воду.

Бытовое возить воду рождает в похмельном воображении «адскую» картину, сцену Страшного суда: черти возят на грешниках неизвестно что, а уж грехи за ними водятся – это-то несчастные «мученики» от сантехники знают. Потому на хомутовское «не поминайте (слово, важнейшее в его сквозной линии действия) лихом» Анчугин, положив на плечо агронома тяжелую длань, уговаривает: «Объясни /…/, признайся. А то ведь я и спать не буду, ну в самом деле. Сто рублей просто так, за здорово живёшь – ну КТО тебе поверит, сам посуди…» И, получив прежний ответ, взрывается, скручивает ангелу руки, а Угаров связывает их полотенцем.

Начинается сцена, которую условно можно назвать «Распятием». Привязав Хомутова полотенцем к спинке кровати, ражие молодцы уговаривают его «покаяться»: «Хватит темнить», «скажи-ка, деньжата-то ворованные, верно?», «ну украл, /…/ подумаешь редкость». И когда выведенный из себя агроном срывается: «Украл! Это вас устраивает? Украл! Это вы понимаете», Анчугин возмущается: «Богородицу из себя выламывал, доброго человека!» Жестокую сцену неожиданно осеняет возвышенный образ матери.

Прямолинейного Анчугина опровергает Угаров: «Не крал он, видно, что не крал. Другое… А что?» Пока сомневающийся Угаров размышляет, Анчугин достает документы Хомутова: «Посмотрим, что ты за птица». Уверенные, что у скромного агронома (по документам) лишних денег быть не может, незадачливые просители, пытаясь понять причину столь странного для них поступка, сталкиваются между собой.

У г а р о в. /…/ Давай-ка его развяжем. Мало ли что? Пусть идет себе подальше…

Борьба между Угаровым и Анчугиным.

А н ч у г и н. Нет… Он мне расскажет… Разъяснит по-человечески… /…/ Так он у меня не уйдет.

После небольшой потасовки, окончившейся классическим вопросом «что делать?», просители решают позвать людей. Настал черёд сцены «Судилища».

А н ч у г и н. Позвать кого-нибудь… Людей позвать. Пусть рассудят. (Поднимается, стучит в одну стену, потом в другую, выходит в коридор. Возвращается, распахнув дверь, стоит у порога.) Проходите, граждане. Помогите, если можете. /…/ Садитесь, граждане». Сцена-рифма к «возгласу в пустыне», но теперь не с издёвкой обращаются к людям обескураженные приятели, а с надеждой, ища понимания и сочувствия.

«Присяжным заседателям» – молодоженам Ступакам, Базильскому и Васюте – «истец» Угаров представляет «ангела» – «подсудимого»: «Уважаемые соседи! Вы видите перед собой человека, который буквально за полчаса истрепал нам все нервы». Анчугин и Угаров наперебой уточняют обстоятельства: похмелье, «возмутительная» шутка с просьбой о ста рублях, «тут вваливается этот гусь» (подобрал Анчугин птицу), достает сотню, оставляет её и уходит. Деловой Ступак вопреки всем фактам припечатывает: «Не может быть». Анчугин искренне недоумевает: «Ну вот и бьёмся мы тут с ним, а он на своём – просто, говорит, даю, бескорыстно…». «Истец» подытоживает их общую позицию и ищет поддержки: «Он (Анчугин – С.М.) шофер, я добываю унитазы для родного города – может, мы жизни не понимаем?»

Каждый из «присяжных» даст характерный для него ответ: Васюта высказывает сомнение в трезвости «ангела», что решительно отвергается; Ступак безапелляционно утверждает: «жулик, аферист, пройдоха» и подкрепляет своё утверждение логически строгим рассуждением: «неизвестны мотивы, недаром же он их скрывает». Базильский двигается ощупью: «загадочно», «(Хомутову) Вы уверены, что вы здоровы?..», «непостижимо…». И после сбивчивых объяснений Хомутова, не выдержав, восклицает: «Нет, не верю я в вашу доброту! Это чертовщина какая-то – наверняка!» Без чертовщины Базильскому никак не обойтись.

Прагматик Ступак в какой-то момент назвал все это: «Идеализм, но, скорей всего, жульничество». И ещё резче: «Бред. И притом религиозный. Бред и враньё». Однако «идеализм» не в характере Ступака: слишком прозаичен, материален, поэтому, подхватив «земную» идею Базильского: «Вы журналист и добываете себе фельетон?», он возвращается к понятному для него: «Я скажу, кто вы такой. Вы хулиган. Но это в лучшем случае». Ступак единственный в этой компании, который не верит ни во что и никому, он убеждённый неверующий. Вампилов не жалеет драматургического времени на короткую сцену его столкновения с молоденькой женой. Фаина (по-гречески «светлая») верит пришедшему незнакомцу: «Слышите, я вам верю. Верю, что вы делаете это просто так...», и наивностью своей, светлым взглядом на мир и людей она чрезвычайно раздражает мужа. Столкновение оказывается неизбежным: наивная безотчетная вера и принципиальное неверие. Характерно, что в конце концов Ступак будет уличен во лжи самым «наивным» и самым по-житейски мудрым существом – Васютой. Именно она, пожилая уборщица, обращаясь к Хомутову, робко предполагает: «Уж не ангел ли ты небесный, прости меня Господи», и испрашивает у Господа прощения за свою дерзость. Васюта и Фаина – это персонажи, которые в пьесе примыкают к Хомутову: они поддерживают и укрепляют его.

После ссоры молодоженов даже Анчугин почувствовал опасность этого явления: «Смотри, агроном. Смущаешь ты людей…» А разоблаченный Васютой Ступак возопил: «Он провокатор! Он всех нас оскорбил! Оклеветал! Наплевал нам в душу! Его надо изолировать! Немедленно!». Атмосфера в номере накалена до крайности. Среди беспорядочных воплей: «Говорите, чёрт возьми!», «Псих!», «Пьяница!», «Жулик!», «Врёшь!» «Покалечу!» – Базильский перехватывает инициативу и припечатывает: «Маньяк! /…/ Это мания величия. /…/ Он вообразил себя спасителем». В пьесу возвращается мотив сумасшествия, но в данной сцене это скорее свидетельство общего помрачения рассудка. Между тем, атмосфера всеобщей подозрительности и крайнего раздражения разорвана спасительной обмолвкой: «Уж не воображаете ли вы себя Иисусом Христом?» И хомутовское «Бог с вами», и имя Божие, произнесённое в данном случае всуе, они незаметно для персонажей освящают пространство событий.

Парадокс в том, что Хомутов, немало лгавший в своей жизни, грешивший перед людьми и матерью, на этот раз говорит чистую правду и поступает «по совести», по велению души. Не один раз припрятывавший заначку с благой мыслью помочь матери, он, вероятно, спускал её с друзьями или, уступая жене, отдавал деньги на семейные нужды. Но «приходит час, и мы дорого расплачиваемся за свое равнодушие…». В час исповеди, покаяния (сцена «Покаяние», а по внешнему выражению – элементарной расплаты) истина, открывшаяся «ангелу», кажется такой ясной: главное – «поймите другого, того, кто помогает. /…/ Это же так просто».

К сожалению, как бы читателю/зрителю не хотелось сложного и высокого, истинные побудительные мотивы поступков Хомутова весьма прозаичны, и речь он всё-таки ведёт не об искуплении вины, а о расплате. «В этом городе жила моя мать… Она жила здесь одна, и я не видел её шесть лет… (С трудом.) И эти шесть лет… я… я ни разу её не навестил. И ни разу… ни разу я ей не помог. Ничем не помог… Все шесть лет я собирался отправить ей эти самые деньги. Я таскал их в кармане, тратил… И вот… (Пауза.) Теперь ей уже ничего не надо… И этих денег тоже.

В а с ю т а. Господи!

Х о м у т о в. Я похоронил ее три дня назад. А эти деньги я решил отдать первому, кто в них нуждается больше меня…»

Так у ворот церкви, на паперти или по дороге на кладбище мы торопливо суем мелочь всем без разбора, убогим старушкам и опустившимся пьяницам, пытаясь откупиться от страдания людского, замолить чужими устами свою холодность, редкие визиты на родные могилы и столь же редкие или торопливые встречи с живыми.

«Господи, грех какой…», – шепчет Васюта, призывая принять горькое исповедание Хомутова. Грех равнодушия и беспамятства, а не истина и добро объединял их до сих пор в единое «братство». Но вот Анчугин, впервые, кажется, произносит человеческие слова: «браток, друг». Базильский просит прощения, толкует о всеобщем одичании, а Угаров негромко, обращаясь к Васюте, подытоживает: «Вина». И хотя по исчезновению Васюты мы понимаем, что речь идет о спиртном, но ясно – омоним «вина» здесь совсем не случаен.

Завершая свою индивидуальную линию действия, каждый реагирует на исповедь Хомутова по-своему. Ступак произносит вполне бюрократическую фразу: «Как видишь, у товарища несчастье»; Базильский уверяет: «Это было что-то ужасное, наваждение какое-то…». С появлением стаканов оживившийся Анчугин заговорит афоризмами: «Деньги, когда их нет, – страшное дело». Вернувшуюся тему «бешеных» денег перечеркивает Васюта: «Бог с ними, с проклятыми». Все персонажи как будто достигают своей цели: приятели выпьют под благовидным предлогом, Хомутов покаялся, Базильский и Ступак сохраняют свое реноме.

Завершает драматическое действие Угаров, связывая его с линией матери, ведь именно с ним мотив матери появляется в пьесе. Делает он это торопливо, неуклюже, выдавая свое похмельное нетерпение, оговариваясь, – «За вашу маму…», поправляясь – «Так сказать, за помин души… Извините».

Сквозное действие, связанное с внутренним конфликтом главного героя, с его чувством вины перед матерью, действие, организованное задолго до появления «ангела» на сцене, завершено. Сам Хомутов произносит стандартную, невыразительную фразу: «Жизнь, как говорится, продолжается…». Другой драматург с этой простенькой житейской сентенцией покинул бы своих героев. Не то – Вампилов. Анчугин с Угаровым начинают петь:

«Глухой, неведомой тайгою…

Сибирской дальней стороной

Бежал бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой…»

Базильский подыгрывает им. «Так они поют: бас, тенор и скрипка», – последняя ремарка в пьесе. Побеждено ли бесовское начало или трогательный голос скрипки только маскирует его? Театру, который берется ставить Вампилова, надо быть терпеливым и следовать за автором. И если хватит у режиссёра и актёров терпения и мудрости допеть начатое, а у читателя – любопытства, и отыщет он в каком-нибудь сборнике текст песни полностью, то яснее станет замысел автора. В песне, что поют незадачливые просители, последние строки ставят последнюю точку: «Жена найдет себе другого, / А мать сыночка никогда». Христианское начало, которое пронизывает маленькую человеческую комедию, объединяется с фольклором.

Атмосфера похмелья, раздражения, подозрительности, зла, бесовства побеждена другой атмосферой – исповедальности, осознания вины, материнской любви, добра и прощения. Авторская вера в соискупительную материнскую жертву подсказывает читателю/зрителю, что первый шаг к спасению грешных душ вампиловских персонажей сделан. И тогда пьеса Александра Вампилова станет, наравне с «Ваней Датским» Бориса Шергина и «Калиной красной» Василия Шукшина, русской притчей о блудном сыне.

К сожалению, многие спектакли по этой пьесе, в том числе телеспектакль (режиссер Е.Падве), фильм киностудии им. А. Довженко (автор сценария Н.Курчанина, режиссер Н.Каракозова /!/, оператор И. Мамай/!/), сделаны без стремления выразить авторское начало. В частности, в телеспектакле в финале звучит не песня, а на скрипке исполняется знаменитый 24-й каприс Паганини, но в разухабисто-кабацкой манере. Учитывая инфернальный «шлейф», который тянется за образом гениального скрипача-композитора, финальная музыкальная «реплика» режиссера прочитывается почти однозначно: торжествует «чертовщина».

Вампилов же не глумится над падшими, не стеклянный треск стаканов венчает его пьесу, а песня. И не «бог с нами», грешные персонажи и зрители, а «с нами Бог!».

П оезд везет кого домой, кого к приключениям, а кого в командировку. По городу бродит мужчина. Из окна гостиницы доносятся прерывающиеся ругательствами звуки скрипки. В соседнем номере проводят первые дни вместе молодожены. В третьем двое командировочных просыпаются со страшным похмельем. У них кончилось все: водка, пиво, деньги. В долг командировочным не дают ни соседи по гостинице – молодожены, инженер и студентка, – ни прибывший на гастроли скрипач, ни уборщица, ни завод, куда они безуспешно звонят, поскольку воскресенье – выходной. Один из мужчин в шутку кричит в окно, просит одолжить сто рублей. Через некоторое время в их номер входит мужчина и дает им сто рублей. Изумленные, они пытаются выяснить причины этого поступка. Мужчина не сознается, и его привязывают к кровати… К допросу присоединятся все герои, а причина окажется простой и грустной и поразит всех.

Кадр из фильма. Фотография: kino-teatr.ru

Фильм «Двадцать минут с ангелом» снят по одноименной одноактной трагикомедии Александра Вампилова. Вместе с Вампиловым над сценарием работал режиссер Ефим Падве (другая их совместная работа – спектакль «Утиная охота»), в итоге авторы перенесли на телеэкран сценическое пространство и создали любопытный симбиоз кино и театра, существующий скорее по театральным законам. От театра – реплики и актерская игра, мимика и жесты, некоторая избыточность, от кино – пространство обычного города и способ повествования. «Двадцать минут с ангелом» – анекдот, история с неожиданным концом, зарисовка из жизни маленького города… реальная, хотя и странная для современного зрителя, если не абсурдная.

Драматург Александр Вампилов родился недалеко от озера Байкал, учился на филологическом факультете Иркутского государственного университета, был литературным редактором, сотрудником областной газеты «Советская молодежь». Вампилов начал публиковаться еще на третьем курсе. Столичные театры тем не менее долго оставались равнодушны к его драматургии, первый успех – постановка 1966 года, пьеса «Прощание в июне» в Клайпедском драматическом театре (режиссер – Вадим Допкюнас). Работам Вампилова именно эта постановка открыла путь на сцену. Активный интерес к пьесам Вампилова появился только после его смерти в 1970 году.

Ефим Падве – театральный режиссер, ученик Георгия Товстоногова, что сильно сказалось на языке фильма «Двадцать минут с ангелом». Окончил режиссерский факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии, работал в Таллинском русском драматическом театре. Возглавлял Ленинградский областной театр драмы (ныне Малый драматический театр), Молодежный театр на Фонтанке. Театр Падве – новые постановки, неожиданные решения и язык, молодые драматурги.

"Прощание в июне", – какое грустное и загадочное название у пьесы, а ведь она всего лишь анекдот! Молодой человек заканчивает университет, полюбил девушку – дочь ректора его ВУЗа. Простенькими, скорее избитыми приемами Вампилов направляет Колесова к развилке дорог, и он должен определиться – по которой идти. Примитивно? Неталантливо? Так спрашивают многие".

Мужчина подходит к окну. Взволнованно поглаживает подбородок. Подгоняемые припускающим дождем, торопливо идут люди.

"Странно, я мог ругать, критиковать эту пьесу вместе со многими, прикапываться к каким-то неудачным, неопытным деталям, но… но теперь не могу. Не могу, Александр Валентинович! Потому что она меня все же волнует и тревожит. Она живет во мне. Может, потому что и мою молодость тоже когда-то хотели сломать? А может, все же сломали, ведь неспроста я чувствую себя Зиловым? А может, и тебя, Александр Валентинович, сломали? Не дали тебе развиться до чего-то великого, всемирного, целостного? Слишком добрым и робким мальчиком был ты как драматург! Как и в детстве, до конца своих дней верил ты – солнце сядет в аистовое гнездо. Не село!.. Надо работать, черт возьми!"

Пишет: "Из неясных грязновато-серых очертаний появляется лицо Репникова.

КОЛЕСОВ. Владимир Алексеевич! Я пришел сюда с надеждой, что вы меня поймете…

РЕПНИКОВ. Все, Колесов. Разговор окончен! Вы не пришли сюда – нет, вы ворвались, по своему обыкновению! И не с просьбой, а с требованием! Да знаете вы, как называются подобные визиты?

КОЛЕСОВ (тоже вспылил). Не знаю. Я пришел к вам с просьбой, но унижаться перед вами я не намерен. И если вы меня не понимаете, то это вовсе не значит, что вы можете на меня кричать.

РЕПНИКОВ. Так! Надеюсь, вы не будете меня душить. Здесь! В моем доме!..

Неясные, но загустевшие серые абрисы, и снова появляется лицо Репникова.

РЕПНИКОВ…Кто впустил в мой дом этого проходимца?!

РЕПНИКОВА (пожала плечами). Я впустила. Открыла дверь, вижу – приятный человек… За что все-таки ты его так не любишь?

РЕПНИКОВ. А за что мне его любить? За что?.. (Ходит вокруг стола.) Мне никогда не нравились эти типы, эти юные победители с самомнением до небес! Тоже мне – гений!.. Он явился с убеждением, что мир создан исключительно для него, в то время как мир создан для всех в равной степени. У него есть способности, да, но что толку! Ведь никто не знает, что он выкинет через минуту, и что в этом хорошего?.. Сейчас он на виду, герой, жертва несправедливости! Татьяна клюнула на эту удочку! Да-да! Он обижен, он горд, он одинок – романтично! Да что Татьяна! По университету ходят целыми толпами – просят за него! Но кто ходит? Кто просит? Шалопаи, которые не посещают лекции; выпивохи, которые устраивают фиктивные свадьбы, преподаватели, которые заигрывают с этой братией. Понимаешь? Он не один – вот в чем беда. Ему сочувствуют – вот почему я его выгнал! А не выгони я его, представь, что эти умники забрали бы себе в голову?! Хорош бы я был, если бы я его не выгнал!.. Одним словом, он вздорный, нахальный, безответственный человек, и Татьяна не должна с ним встречаться! Это надо прекратить раз и навсегда, пока не поздно!.."

Мужчина встает из-за стола, наэлектризовано ходит по комнате.

"Да, да, дорогой мой драматург! Юность, молодость обязательно нужно сломить, растоптать, унизить. Нельзя терпеть рядом с собой что-то оригинальное, своеобразное, живое, в конце концов! Вот вся философия репниковых – извечных российских надзирателей и гонителей. Мы привыкли подминать свое "я", расплющивать и ломать его. Нас все и всюду поучают, исправляют, и мы начинаем опасаться всплесков собственного "я". Боимся обвинений в нескромности. Как же, ведь "я" – это эгоизм, индивидуализм. Как стать самим собой? Как увернуться от репниковых и беликовых? Мне жалко Колесова, но, честно скажу, Александр Валентинович, и Репникова тоже жалко, потому что у них, репниковых, жизнь скучна и бесцветна. А в Колесова и колесовых мне хочется верить: Колесов уезжает, но, как сказал один мой товарищ, уезжает, чтобы непременно возвратиться – возвратиться к себе, истинному, настоящему, природному. Пьеса очищает и освежает наши души. Спасибо, Вампилов!.. Нет, я, кажется, никогда не закончу этот сценарий!"

Садится, быстро пишет: "Череда фотографий сцен из разных вампиловских пьес.

Потом появились "Провинциальные анекдоты", "Старший сын", "Прошлым летом в Чулимске". Рождалось и крепло то, что мы теперь называем театром Вампилова. Легко сказать – "рождалось", а ведь рождение – это мучения, боли, тревоги. Какой странный этот Сарафанов из "Старшего сына". Некоторые критики сравнивают его с мучительным стоном. Так не стонала ли и душа Вампилова в те годы? Почему его душе жилось на свете неуютно? Но – разговор о Сарафанове. Он, такой чистый, наивный, детски-свежий, по существу чудак, напомнил всем нам, что, как бы нам не жилось плохо, как бы мы друг к другу не относились, но все люди все же – братья и сестры. Наивно? Натяжка? Далеко от жизни? Но и небо далеко от человека, а все душа тянется к выси, к Богу, к высшей правде жизни".

Мужчина снова подошел к окну. Поднявшийся ветер раскачивает ветви тополей и сосен.

"Хм, братья и сестры!.. Благородно, Александр Валентинович! Но помнит ли моя издерганная душа об этом, помнят ли о Божьем эти люди, бредущие куда-то там, под дождем?

Валентина, Валентина из "Прошлым летом в Чулимске"… Правильно кто-то подметил – предстала перед нами не просто героиня, а вышла на растерзание сама добродетель. Я чувствую, что Валентина – это и есть ты сам, Александр Валентинович! Смеешься? Смеется тот, кто смеется последним! Валентинович – Валентина, – понятно? Нет?.. Мы – циники, мы устали, издергались, но наши сердца все равно с Валентиной. И с Сарафановым. Они такие слабые, незащищенные, но не могу сказать, что жалкие. Сколько в них веры! Веры в нас, потерявших себя, запутавшихся не только в дремучем лесу жизни, но и в трех ее соснах. Я, Александр Валентинович, по-хорошему завидую твоим Валентине и Сарафанову, но как я далек от них! Можно гадать, что станет с Валентиной за пределами пьесы. Но я не сомневаюсь, своей любви и веры она не обронит и не предаст. Она будет ждать с горячей верой в сердце – ждать нас, истинных, покаявшихся, очистившихся от скверны. Ну, может быть, не всех нас, но… но… Я снова забыл о цели моего труда! Сценарий, сценарий! А может, дорогой мой драматург, мой уважаемый земляк, он никому не нужен, как и я, зилов, сейчас не нужен даже самому себе?.. Надо работать! Но сценарий, чую, у меня может не получиться".

Пишет: "Неплохо написал один критик: "Через банальнейшую ситуацию в "Двадцати минутах с ангелом" Вампилов раскрыл в этой маленькой пьеске, анекдоте, самую суть российского народа. Народа в целом!.." Почему соплеменники Христа все же убили Его? Чем занимался Христос в земной жизни? Творил добро ради добра. И Его соплеменники, с их окаменевшими взглядами на бытие и Вселенную, не могли понять Его. Точнее – принять. Принять этот новый взгляд на жизнь, который, кто знает, не покачнул бы устои царства земного. И чтобы сохранить эти устои, эти мещанские интересы быта – они убили слишком упрямого, настойчивого созидателя добра ради добра, созидателя новой морали, нового взгляда на человека и мир. Мы, как и простоватые, но не глупые герои вампиловского анекдота, тоже, как ни странно, не приняли этой новой старой морали. Анчугин и Угаров не поверили агроному Хомутову, предложившему помощь страждущим – просто так, безвозмездно. Они разозлились на него, о, праведным гневом наполнились их сердца! Они – "распинали" его: заламывали руки, полотенцем "пригвоздили" к кровати, насмехались над ним, "бичевали" беднягу.

Появляется лицо Хомутова.

ХОМУТОВ. Вот уж в самом деле: сделай людям добро, и они тебя отблагодарят.

СТУПАК. Бросьте эти штучки. Кто вы такой, чтобы раскидываться сотнями? Толстой или Жан Поль Сартр? Ну кто вы такой? Я скажу, кто вы такой. Вы хулиган. Но это в лучшем случае.

ВАСЮТА. Да откуда ты такой красивый? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи.

Мое знакомство с творчеством Александра Вампилова началось с фильма "Старший сын", где роль Бусыгина исполнил Николай Караченцов, а Сарафанова гениально сыграл Евгений Леонов. Много лет спустя в сквере Драматического театра имени Охлопкова в Иркутске я стояла перед памятником Александру Вампилову и вспоминала "Отпуск в сентябре" с Олегом Далем, "Валентину" с Инной Чуриковой и Родионом Нахапетовым, "Прошлым летом в Чулимске" со Станиславом Любшиным. Пройдут еще года, и вот уже мой 15-тилетний сын, открыв для себя пьесы Володина, Розова и Вампилова, настойчиво ведет меня на спектакль "Старший сын" в постановке Театра Сферы.
Круг поколений замкнулся.

В Московском театре русской драмы под руководством Михаила Щепенко вспомнили героев двух ранних пьес Александра Вампилова "Воронья роща" и "Двадцать минут с ангелом". Вспомнили и поставили так, как сейчас, наверное, уже почти и не ставят. Без новомодных спецэффектов, модернистски-авангардных режиссерских находок и заигрываний с публикой. Аркадия Аверина - спектакль очень простой и лаконичный.

Воронья роща: Баохин - Валерий Андреев, Виктория - Антонина Королёва, Анна Тимофеевна - Валерия Полякова

Говорят, что Вампилов, когда были написаны все его пьесы, не хотел видеть «Воронью рощу» опубликованной - и вообще не хотел ее видеть. Елена Леонидовна Якушкина - переводчик западной драматургии и завлит известных московских театров - вспоминала, как весной 1972 года Вампилов хотел разорвать рукопись, но потом передумал: «Ладно, пусть лежит у вас в архиве, только никому не показывайте». Не послушали, показали.

Теоретики театра не зря называют Александра Вампилова "Чеховым наших дней" - те же точные психологические портреты, тот же чуть грустный юмор. ​Вампилов рассказывал жизнь так, как она есть - в ней нет ни ангелов, ни злодеев, а есть обычные люди и обычная жизнь во всей ее сложности. Или простоте. И "Провинциальные анекдоты" одновременно и просты, и сложны. Анекдот это ведь очень короткая история, в которой сосуществуют несопоставимые вещи либо реальные ситуации доводятся до невероятной абсурдности.

Воронья роща: Баохин - Валерий Андреев, Виктория - Антонина Королёва, Анна Тимофеевна - Валерия Полякова, Камаев - Антон Пушкарёв

Аркадий Аверин поместил персонажей Вампилова в большую круглую клетку, которая "живет" на сцене вместе с актерами. Прутья клетки то опускаются, то поднимаются, то вращаются, - и кажется, происходящее на подмостках не может происходить в реальной жизни. Окруженные веревочными прутьями, герои трагических анекдотов Вампилова попадают в сложные, невероятные жизненные ситуации. Здесь деньги отдают просто так, бескорыстно, потому что кому-то они сейчас нужны больше, чем дающему. Здесь на помощь приходят совершенно незнакомые люди, а к краю могут подтолкнуть друзья. Здесь комната, в которой жил в детстве, покажется маленькой, тесной и неказистой. И вороны кричат также надрывно, как и много лет назад.

Воронья роща: Баохин - Валерий Андреев, Виктория - Антонина Королёва, Анна Тимофеевна - Валерия Полякова, Камаев - Антон Пушкарёв, Борис - Владимир Шашмурин

Сначала становится очень смешно. А потом немного грустно. Грустно, потому что эти люди внутри веревочного круга, что раздвигают «прутья» и смотрят на нас, поверх нас, мимо нас, - это мы и есть. Каждый из сидящих в зале. И неожиданно оказывается, что счастье - это не просто и не только "быть довольным". Разве не мы с вами, задавая себе извечный вопрос "что такое счастье?" решаем - будет ли это собственный путь, или верность принципам и дружбе, или игра на грани жизни и смерти, или мелкое мещанское счастье со слониками на комоде.

Вот и Баохин из "Вороней рощи" уже давно не человек. Баохин - должность, начальник, престижное место. И как же страшно это место потерять! Этот страх заставит большого человека Баохина в состоянии, близком к инфаркту, залезть под кровать, спрятаться. А не то: "... в газетах напишут и по радио передадут с острова Окинава ". Валерий Андреев играет Баохина именно таким - трусливым, боящимся собственной тени и мелкомстительным. "…Тебе нужны мои деньги и мои вещи. …Так вот же! Все это я отдам кому угодно, только не тебе… " - кричит он жене перед кажущейся смертью. Товарищ Баохин за внешними фасадами благополучия, где высокая должность и молодая жена, вдруг понимает, что потерял лучшего друга юности и сына. Или еще не потерял, и можно изменить свою жизнь?

Воронья роща: Баохин - Валерий Андреев, Виктория - Антонина Королёва, Анна Тимофеевна - Валерия Полякова, Камаев - Антон Пушкарёв, Борис - Владимир Шашмурин, Лохов - Алексей Зеленков

"Странные, однако, бывают истории" можно смотреть по разному. "Двадцать минут с ангелом", на первый взгляд, пьеса о пьянстве, дикости, недоверии и страхе. Двум командировочным не на что с утра опохмелиться, соседи по гостинице отказали, "дело гиблое. Никто не даст "., но нашелся хороший человек агроном Хомутов, который дал им деньги. Но также не бывает! Не бывает, чтобы просто так! Значит, Хомутов - жулик или вор, полагают они.

"Я - тебе, ты - мне", - не этот ли принцип мы возвели во главу человеческих отношений? И как прав музыкант ​Базильский: "Мы одичали, совсем одичали… ". Одичали. Торжественно поставили по росту слоников на комод и измеряем счастье толщиной кошелька и величиной зарплаты. Базильский-скрипач заколачивет большие деньги. Молодожены-Ступак разъезжают на новой машине. Для Анчугина-геолога - три рубля - "раз плюнуть. Плюнуть и растереть… ».

20 минут с ангелом: Анчугин - Василий Васильев, Угаров - Алексей Савченко

А если «Двадцать минут с ангелом» - символическая пьеса о бескорыстии? И может, Хомутов действительно ангел, спустившийся с небес? " Всем нам, смертным, бывает нелегко, и мы должны помогать друг другу… Я же от души… ", - твердит словно мантру Хомутов, но его не слышат. Или не хотят слышать? Ведь недаром уборщица Васюта то ли риторически спрашивает, то ли утверждает: " Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи ".

20 минут с ангелом: Анчугин - Василий Васильев, Угаров - Алексей Савченко, Хомутов - Аркадий Аверин

Поверить в истинное бескорыстие невозможно. Как стало невозможно поверить в честных и бескорыстных людей. Поэтому так просто забросать камнями потенциального ангела, даже если и не очень-то веришь в него. Где уж тут вспомнить про библейское "Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень ". И ведь бросают. И дело даже не в том, что положительный герой Хомутов заведомо не "ангел" и далеко не положительный и не безгрешный. Дело в том, что в нашем мире ангелов давно нет. Перевелись. Нет, не так. Мы сами их уничтожили. И прежде всего, в себе.

20 минут с ангелом: Анчугин - Василий Васильев, Угаров - Алексей Савченко, Хомутов - Аркадий Аверин, Васюта - Елена Зотова, Базильский - Сергей Нестеров, Ступак - Дмитрий Щепенко, Фаина - Мария Аверина

20 минут с ангелом: Анчугин - Василий Васильев, Угаров - Алексей Савченко, Хомутов - Аркадий Аверин, Васюта - Елена Зотова, Базильский - Сергей Нестеров, Ступак - Дмитрий Щепенко

Мужчина подходит к окну. Взволнованно поглаживает подбородок. Подгоняемые припускающим дождем, торопливо идут люди.

"Странно, я мог ругать, критиковать эту пьесу вместе со многими, прикапываться к каким-то неудачным, неопытным деталям, но… но теперь не могу. Не могу, Александр Валентинович! Потому что она меня все же волнует и тревожит. Она живет во мне. Может, потому что и мою молодость тоже когда-то хотели сломать? А может, все же сломали, ведь неспроста я чувствую себя Зиловым? А может, и тебя, Александр Валентинович, сломали? Не дали тебе развиться до чего-то великого, всемирного, целостного? Слишком добрым и робким мальчиком был ты как драматург! Как и в детстве, до конца своих дней верил ты – солнце сядет в аистовое гнездо. Не село!.. Надо работать, черт возьми!"

Пишет: "Из неясных грязновато-серых очертаний появляется лицо Репникова.

КОЛЕСОВ. Владимир Алексеевич! Я пришел сюда с надеждой, что вы меня поймете…

РЕПНИКОВ. Все, Колесов. Разговор окончен! Вы не пришли сюда – нет, вы ворвались, по своему обыкновению! И не с просьбой, а с требованием! Да знаете вы, как называются подобные визиты?

КОЛЕСОВ (тоже вспылил). Не знаю. Я пришел к вам с просьбой, но унижаться перед вами я не намерен. И если вы меня не понимаете, то это вовсе не значит, что вы можете на меня кричать.

РЕПНИКОВ. Так! Надеюсь, вы не будете меня душить. Здесь! В моем доме!..

Неясные, но загустевшие серые абрисы, и снова появляется лицо Репникова.

РЕПНИКОВ…Кто впустил в мой дом этого проходимца?!

РЕПНИКОВА (пожала плечами). Я впустила. Открыла дверь, вижу – приятный человек… За что все-таки ты его так не любишь?

РЕПНИКОВ. А за что мне его любить? За что?.. (Ходит вокруг стола.) Мне никогда не нравились эти типы, эти юные победители с самомнением до небес! Тоже мне – гений!.. Он явился с убеждением, что мир создан исключительно для него, в то время как мир создан для всех в равной степени. У него есть способности, да, но что толку! Ведь никто не знает, что он выкинет через минуту, и что в этом хорошего?.. Сейчас он на виду, герой, жертва несправедливости! Татьяна клюнула на эту удочку! Да-да! Он обижен, он горд, он одинок – романтично! Да что Татьяна! По университету ходят целыми толпами – просят за него! Но кто ходит? Кто просит? Шалопаи, которые не посещают лекции; выпивохи, которые устраивают фиктивные свадьбы, преподаватели, которые заигрывают с этой братией. Понимаешь? Он не один – вот в чем беда. Ему сочувствуют – вот почему я его выгнал! А не выгони я его, представь, что эти умники забрали бы себе в голову?! Хорош бы я был, если бы я его не выгнал!.. Одним словом, он вздорный, нахальный, безответственный человек, и Татьяна не должна с ним встречаться! Это надо прекратить раз и навсегда, пока не поздно!.."

Мужчина встает из-за стола, наэлектризовано ходит по комнате.

"Да, да, дорогой мой драматург! Юность, молодость обязательно нужно сломить, растоптать, унизить. Нельзя терпеть рядом с собой что-то оригинальное, своеобразное, живое, в конце концов! Вот вся философия репниковых – извечных российских надзирателей и гонителей. Мы привыкли подминать свое "я", расплющивать и ломать его. Нас все и всюду поучают, исправляют, и мы начинаем опасаться всплесков собственного "я". Боимся обвинений в нескромности. Как же, ведь "я" – это эгоизм, индивидуализм. Как стать самим собой? Как увернуться от репниковых и беликовых? Мне жалко Колесова, но, честно скажу, Александр Валентинович, и Репникова тоже жалко, потому что у них, репниковых, жизнь скучна и бесцветна. А в Колесова и колесовых мне хочется верить: Колесов уезжает, но, как сказал один мой товарищ, уезжает, чтобы непременно возвратиться – возвратиться к себе, истинному, настоящему, природному. Пьеса очищает и освежает наши души. Спасибо, Вампилов!.. Нет, я, кажется, никогда не закончу этот сценарий!"

Садится, быстро пишет: "Череда фотографий сцен из разных вампиловских пьес.

Потом появились "Провинциальные анекдоты", "Старший сын", "Прошлым летом в Чулимске". Рождалось и крепло то, что мы теперь называем театром Вампилова. Легко сказать – "рождалось", а ведь рождение – это мучения, боли, тревоги. Какой странный этот Сарафанов из "Старшего сына". Некоторые критики сравнивают его с мучительным стоном. Так не стонала ли и душа Вампилова в те годы? Почему его душе жилось на свете неуютно? Но – разговор о Сарафанове. Он, такой чистый, наивный, детски-свежий, по существу чудак, напомнил всем нам, что, как бы нам не жилось плохо, как бы мы друг к другу не относились, но все люди все же – братья и сестры. Наивно? Натяжка? Далеко от жизни? Но и небо далеко от человека, а все душа тянется к выси, к Богу, к высшей правде жизни".

Мужчина снова подошел к окну. Поднявшийся ветер раскачивает ветви тополей и сосен.

"Хм, братья и сестры!.. Благородно, Александр Валентинович! Но помнит ли моя издерганная душа об этом, помнят ли о Божьем эти люди, бредущие куда-то там, под дождем?

Валентина, Валентина из "Прошлым летом в Чулимске"… Правильно кто-то подметил – предстала перед нами не просто героиня, а вышла на растерзание сама добродетель. Я чувствую, что Валентина – это и есть ты сам, Александр Валентинович! Смеешься? Смеется тот, кто смеется последним! Валентинович – Валентина, – понятно? Нет?.. Мы – циники, мы устали, издергались, но наши сердца все равно с Валентиной. И с Сарафановым. Они такие слабые, незащищенные, но не могу сказать, что жалкие. Сколько в них веры! Веры в нас, потерявших себя, запутавшихся не только в дремучем лесу жизни, но и в трех ее соснах. Я, Александр Валентинович, по-хорошему завидую твоим Валентине и Сарафанову, но как я далек от них! Можно гадать, что станет с Валентиной за пределами пьесы. Но я не сомневаюсь, своей любви и веры она не обронит и не предаст. Она будет ждать с горячей верой в сердце – ждать нас, истинных, покаявшихся, очистившихся от скверны. Ну, может быть, не всех нас, но… но… Я снова забыл о цели моего труда! Сценарий, сценарий! А может, дорогой мой драматург, мой уважаемый земляк, он никому не нужен, как и я, зилов, сейчас не нужен даже самому себе?.. Надо работать! Но сценарий, чую, у меня может не получиться".

Пишет: "Неплохо написал один критик: "Через банальнейшую ситуацию в "Двадцати минутах с ангелом" Вампилов раскрыл в этой маленькой пьеске, анекдоте, самую суть российского народа. Народа в целом!.." Почему соплеменники Христа все же убили Его? Чем занимался Христос в земной жизни? Творил добро ради добра. И Его соплеменники, с их окаменевшими взглядами на бытие и Вселенную, не могли понять Его. Точнее – принять. Принять этот новый взгляд на жизнь, который, кто знает, не покачнул бы устои царства земного. И чтобы сохранить эти устои, эти мещанские интересы быта – они убили слишком упрямого, настойчивого созидателя добра ради добра, созидателя новой морали, нового взгляда на человека и мир. Мы, как и простоватые, но не глупые герои вампиловского анекдота, тоже, как ни странно, не приняли этой новой старой морали. Анчугин и Угаров не поверили агроному Хомутову, предложившему помощь страждущим – просто так, безвозмездно. Они разозлились на него, о, праведным гневом наполнились их сердца! Они – "распинали" его: заламывали руки, полотенцем "пригвоздили" к кровати, насмехались над ним, "бичевали" беднягу.

Появляется лицо Хомутова.

ХОМУТОВ. Вот уж в самом деле: сделай людям добро, и они тебя отблагодарят.

СТУПАК. Бросьте эти штучки. Кто вы такой, чтобы раскидываться сотнями? Толстой или Жан Поль Сартр? Ну кто вы такой? Я скажу, кто вы такой. Вы хулиган. Но это в лучшем случае.

ВАСЮТА. Да откуда ты такой красивый? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи.

БАЗИЛЬСКИЙ. Увы, с ангелом у него никакого сходства. (Хомутову.) Вы шарлатан. Или разновидность шарлатана.

ХОМУТОВ. Ну, спасибо. Буду теперь знать, как соваться со своим участием.

СТУПАК. Бросьте. Никто вам здесь не верит.

Маленькая пауза.

ФАИНА (всем). А что, если в самом деле?.. Если он хотел им помочь. Просто так…

СТУПАК (кричит). Не говори глупостей!..

Хомутов – хомут, – видимо, не случайная фамилия. Автор что-то в ней зашифровал. Новый взгляд на мир, новая мораль, – и они сначала для людей как хомут? Надо его сбросить, чтобы никто не посмел мною править, как лошадью? Интересно! Неожиданно. Вампилова, смело, талантливо предлагавшего новый взгляд на мир, на человека, на устои, как и этого героя, в жизни тоже мучили, но иначе: репниковы, беликовы, всевозможные литературные и нелитературные чиновники-мещане не пускали пьесы на сцену. А это терзало, угнетало и унижало Вампилова – Хомутова, Ангела. Разумеется, он не мог назвать себя Ангелом, назвал проще – Хомутовым. Хомутов – это Вампилов!

Тоннель, в котором медленно, на ощупь бредет человек. Капает вода, стены черные, а впереди – слабенький, неверный свет.

Вампилов шел в тоннеле на тусклый огонек – огонек надежды и веры. Потом, после его трагичной, бессмысленной кончины, начнут охотно ставить его пьесы, а пока – тоннель! Долгий и мученический путь в нем. Его стены – бюрократы от литературы, холодные, эгоистичные, самоуверенные, – попробуй пробить такую стену! Им, как и нынешнему мещанскому большинству, не нужна литература, не нужно искусство слова, вообще искусство. Им подавай развлечения, щекотку для нервов! Им и Ангелов не надо, потому что у них уже есть надежный, хитрый, расчетливый и соблазнительный путеводитель по жизни – Сатана.